В начале девятнадцатого столетия в европейской поэзии классицизм стремительно сменялся новой господствующей традицией - романтизмом. В центре новой поэтической школы, знамя которой понесли английские поэты Байрон и Шелли, стояли задачи выражения лирических порывов личности.
Однако классицизм, в рамках которого решались задачи более крупного масштаба, фактически общечеловеческие, не потерял еще для Батюшкова своей притягательности. Этот жанр для него оставался живым, и поэт наслаждался его высокими образцами, хотя у него уже укреплялось убеждение, согласно которому в центре литературного произведения должен был находиться современный человек, окруженный реальными обстоятельствами.
О том, что на своем творческом пути Батюшков все же стал склоняться к романтическому отражению реальности, можно судить по его манере глубоко погружать читателя в недра индивидуального сознания. Объектом его изображения стал внутренний мир человека, причем не как составная и малозаметная часть огромного космоса, а как мерило ценности этого космоса.
Некоторые проявления романтической традиции можно увидеть, например, в первой строфе стихотворения Батюшкова "Странствователь и домосед". Оно начинается с рассказа о том, что лирический герой "объехал свет кругом". Далее следует рассуждение, откуда следует, что человеку, который в юности много поездил по миру и много повидал, трудно доживать свой век на родине.
Таким образом, одного небольшого вступления Батюшкову хватило, чтобы читатель окунулся в мир романтических исканий, свойственных и даже хрестоматийных для героя-индивидуалиста, разочаровавшегося в своем уютном домашнем мирке и решившего поискать в заморских странах лучшей доли или хотя бы забвения волнующих его проблем. Тема странствия звучит и в первых же строках батюшковского стихотворения "Песнь Гаральда Смелого", где говорится о том, что "други летали по бурным морям", причем весьма удаленным от "родины милой".
Стоит заметить, что подобные байронические поиски новой жизни были одним из ведущих мотивов той литературно-исторической эпохи. Батюшков, родившийся всего на год раньше Байрона, вполне закономерно уловил этот дух времени и отразил его в своем творчестве.
|